Неточные совпадения
И точно, что касается до этой благородной боевой
одежды, я совершенный денди: ни одного галуна лишнего; оружие ценное в
простой отделке, мех на шапке не слишком длинный, не слишком короткий; ноговицы и черевики пригнаны со всевозможной точностью; бешмет белый, черкеска темно-бурая.
Рассказ этот по языку и манерам был рассказ самого
простого, хорошего мужицкого парня, и Нехлюдову было особенно странно слышать этот рассказ из уст арестанта в позорной
одежде и в тюрьме.
Все вещи, которые он употреблял, — принадлежности туалета: белье,
одежда, обувь, галстуки, булавки, запонки, — были самого первого, дорогого сорта, незаметные,
простые, прочные и ценные.
В пользу же в частности женитьбы именно на Мисси (Корчагину звали Мария и, как во всех семьях известного круга, ей дали прозвище) — было, во-первых, то, что она была породиста и во всем, от
одежды до манеры говорить, ходить, смеяться, выделялась от
простых людей не чем-нибудь исключительным, а «порядочностью», — он не знал другого выражения этого свойства и ценил это свойство очень высоко; во-вторых, еще то, что она выше всех других людей ценила его, стало быть, по его понятиям, понимала его.
Одеждой своей он щеголять не мог: вся она состояла из
простой замашной рубахи да из заплатанных портов.
Весь следующий день мы
простояли на месте. Погода была переменная, но больше дождливая и пасмурная. Люди стирали белье, починяли
одежду и занимались чисткой оружия. Дерсу оправился окончательно, чему я несказанно радовался.
Одет он был в обыкновенную китайскую синюю
одежду, только несколько опрятнее, чем у
простых рабочих манз.
Простые рабочие, не владевшие даром «словесности», как Мыльников, довольствовались пока тем, что забирали у городских охотников задатки и записывались зараз в несколько разведочных партий, а деньги, конечно, пропивали в кабаке тут же. Никто не думал о том, чтобы завести новую
одежду или сапоги. Все надежды возлагались на будущее, а в частности на Кедровскую дачу.
Но, почти помимо их сознания, их чувственность — не воображение, а
простая, здоровая, инстинктивная чувственность молодых игривых самцов — зажигалась от Нечаянных встреч их рук с женскими руками и от товарищеских услужливых объятий, когда приходилось помогать барышням входить в лодку или выскакивать на берег, от нежного запаха девичьих
одежд, разогретых солнцем, от женских кокетливо-испуганных криков на реке, от зрелища женских фигур, небрежно полулежащих с наивной нескромностью в зеленой траве, вокруг самовара, от всех этих невинных вольностей, которые так обычны и неизбежны на пикниках, загородных прогулках и речных катаниях, когда в человеке, в бесконечной глубине его души, тайно пробуждается от беспечного соприкосновения с землей, травами, водой и солнцем древний, прекрасный, свободный, но обезображенный и напуганный людьми зверь.
У меня перед глазами не было ни затворенной двери комнаты матушки, мимо которой я не мог проходить без содрогания, ни закрытого рояля, к которому не только не подходили, но на который и смотрели с какою-то боязнью, ни траурных
одежд (на всех нас были
простые дорожные платья), ни всех тех вещей, которые, живо напоминая мне невозвратимую потерю, заставляли меня остерегаться каждого проявления жизни из страха оскорбить как-нибудь ее память.
Чувства сдерживались неумением выражать их, слова тратились обильно, но говорили о
простых вещах, о белье и
одежде, о необходимости беречь здоровье.
Как бы вы ни были красноречивы, как бы ни были озлоблены против взяток и злоупотреблений, вам всегда готов очень
простой ответ: человек такое животное, которое, без
одежды и пищи, ни под каким видом существовать не может.
Вот он в
одежде деревенской бабы поступает на нашу кухню
простой судомойкой. Однако излишняя благосклонность повара Луки заставляет его обратиться в бегство.
Любовь и мужчина составляют главную суть ее жизни, и, быть может, в этом отношении работает в ней философия бессознательного; изволь-ка убедить ее, что любовь есть только
простая потребность, как пища и
одежда, что мир вовсе не погибает от того, что мужья и жены плохи, что можно быть развратником, обольстителем и в то же время гениальным и благородным человеком, и с другой стороны — можно отказываться от наслаждений любви и в то же время быть глупым, злым животным.
Он любовался красотой
Одежды бранной и
простой.
Каким образом могла прожить такая семья на такие ничтожные средства, тем более, что были привычки дорогие, как чай? Ответ самый
простой: все было свое. Огород давал все необходимые в хозяйстве овощи, корова — молоко, куры — яйца, а дрова и сено Николай Матвеич заготовлял сам. Немалую статью в этом хозяйственном обиходе представляли охота и рыбная ловля. Больным местом являлась
одежда, а сапоги служили вечным неразрешимым вопросом.
Первые дни Яков Яковлевич и Четуха только и делали, что «пригоняли» новичкам
одежду. Пригонка оказалась делом очень
простым: построили весь младший возраст по росту, дали каждому воспитаннику номер, начиная с правого фланга до левого, а потом одели в прошлогоднее платье того же номера. Таким образом, Буланину достался очень широкий пиджак, достигавший ему чуть ли не до колен, и необыкновенно короткие панталоны.
И не
простого человека
(Хотя в
одежде я
простой),
Утешься!
У него были маленькие бакенбарды, волоса были недлинны,
одежда была самая
простая и бедная.
Одежда простого моряка, но вид носящего ее исторгает уважение.
Солнце появилось на краю горизонта, и его яркие, как бы смеющиеся лучи осветили береговой откос, на котором лежал невод, и заиграло в разноцветной чешуе множество трепещущей в нем рыбы, среди которой покоилась какая-то, на первый взгляд, бесформенная темная масса, вся опутанная водяными порослями, и лишь вглядевшись внимательно, можно было определить, что это была мертвая женщина, не из
простых, судя по
одежде и по превратившейся в какой-то комок шляпе, бывшей на голове покойной.
Прошло часа три в ожидании знаменитого гостя. Между тем небольшая двухвесельная лодка подошла к пристани. В ней сидели два финна в
простых крестьянских
одеждах, больших и широкополых шляпах, опущенных, по обыкновению, на самые глаза. Один усердно работал веслами, другой управлял рулем. Лодку не пустили на пристань, и она должна была подойти к берегу несколько подальше. Старик, сидевший у руля, вышел на берег и начал пробираться к городскому дому.
Ее уже почти совершенно сформировавшаяся фигура принадлежала к тем, которые способны придавать особое изящество даже самому
простому костюму, так что скромная пансионская
одежда — коричневое платье и черный фартук — казалась на ней почти нарядной.
Елизавету Петровну потребовали в Петербург, где она и поместилась в доме, называемом «Смольным», находившемся в конце Воскресенской улицы. Существует предание, что нередко, прячась за садовым тыном, в
одежде простого немецкого ремесленника, сам Бирон следил за царевной.
«Чародей», впрочем, оказывается, знался не с одним
простым черным народом. У его избушки видели часто экипажи бар, приезжавших с той стороны Невы. Порой такие же экипажи увозили и привозили патера Вацлава. По
одежде он, вероятно, принадлежал к капуцинскому монашескому ордену, но, собственно говоря, был ли он действительно монах или только прикрывался монашеской рясою — неизвестно.
Для этого нужно было сделать самое
простое и легкое: не допустить войско до грабежа, заготовить зимние
одежды, которых достало бы в Москве на всю армию, и правильно собрать находившийся в Москве более чем на полгода (по показанию французских историков) провиант для всего войска.